История про чудо

Это фото было сделано 30 лет назад, в октябре 1994 года, в одну из пятниц — скорее всего, 21 октября, но возможно, что и 14-го. Журналист Андрей Корецкий, с которым мы в ту пору были дружны, сфотографировал меня на крыше девятиэтажки по улице Коммуны, 69 в Челябинске.

Кстати, фото было сделано вот на этом выступе:

С крышей дома по этому адресу — улица Коммуны, 69 — связан самый удивительный случай, который произошел со мной в тот период, когда я работал телефонным монтером. Он произошел тоже в 1994 году, но в другом месяце.

Я получил заявку с этого адреса: абонент сообщил, что в его квартире не работает телефон. Девочки с телефонной станции установили, что где-то на линии обрыв, так что заявку передали участковому монтеру, то есть мне. Между АТС и домом повреждения не обнаружилось, поэтому я направился в дом.

Ничто не предвещало проблем: в советских девятиэтажках распределительные коробки, от которых телефонные линии расходятся в ближайшие квартиры, обычно размещались на третьих и шестых этажах. Найти повреждение в нескольких метрах телефонного провода между коробкой и квартирой — пара пустяков, не о чем беспокоиться.

Но внезапно выяснилось, что вопреки всем правилам линия в квартиру абонента проложена не с соседнего этажа того же подъезда, а из первого подъезда. Хотя абонент живет в десятом. То есть телефонный кабель выходит в первом подъезде на крышу, тянется по ней до 10-го подъезда, заходит в него и там уже в квартиру.

Я, конечно, первым делом пришел в квартиру к абоненту и проверил, есть ли зуммер (он же гудок, он же сигнал) в телефонной линии у входа в квартиру. Если бы он был, значит, обрыв где-то дальше, уже в квартире.

Но нет. Около квартиры зуммера в линии уже не было, а значит, она повреждена где-то на предыдущем участке — между первым подъездом и квартирой. (Хотя надо отметить, что в моей практике, хоть и редко, но были удивительные совпадения, когда в линии одновременно возникало два повреждения.)

Вот тут-то я и приуныл, не отходя от квартиры. Потому что дом по улице Коммуны, 69 — это здание длиной в целый квартал, от улицы Советской до улицы Свободы. Вот она, эта длиннющая, мать ее, девятиэтажка, в которой между угловыми подъездами (первым и десятым) никак не меньше 250 метров:

Приуныл я не потому, что теперь мне придется найти иголку в стоге сена (хотя и поэтому тоже), а потому, что сделать это придется в кратчайшие сроки. По регламенту на выполнение одной заявки монтеру отводился максимум час. Но это в идеальном бюрократическом мире, где на восьмичасовой рабочий день приходится восемь заявок. А в реальности заявок было от 12 до 40 каждый день. И попробуй только их все не выполнить: тебе механик такого фитиля вставит наутро, что неделю будешь ходить враскорячку. И вместо премии получишь х…й.

А у меня от условного часа осталось минут сорок. Из них еще десять ушло на осмотр фронта работ: протянутого по крыше кабеля ПРППМ. (Обычно в квартиры прокладывался кабель ТРП, он тонкий и гибкий, а ПРППМ использовался для воздушных линий связи, например, в частном секторе. Он намного толще и крепче, поэтому его-то и проложили по крыше.) Я надеялся, что где-то обнаружится явный обрыв кабеля, и мне не придется тратить остаток жизни на поиск повреждения.

Но, конечно, надеялся я напрасно: видимых повреждений телефонной линии не было. А значит — здравствуйте, худшие опасения: мы имеем дело с самым неприятным случаем обрыва, когда телефонный провод внешне цел, но где-то внутри него сломалась медная жилка. 

Приборов, способных определить место разрыва электроцепи, у телефонных монтеров тогда не было. Действовать приходилось по старинке: в произвольном месте провода делаешь надрез, оголяя токопроводящие жилы, и замыкаешь их контактами своей телефонной трубки. Если в трубке слышишь зуммер — значит, до этого места линия цела, и обрыв находится дальше, извольте, сударь, пойти вперед и повторить манипуляции с надрезом. Если же зуммера здесь уже нет — значит, обрыв на предыдущем участке, вернитесь, сударь, и повторите свои манипуляции. (В случае других наиболее частых повреждений, таких, как «короткое замыкание» или «заземление», и симптомы и алгоритм действий были другими. Но в данном случае, напомню, сотрудницы АТС определили на линии обрыв, да и опытному монтёру характер повреждения был очевиден по симптомам.)

Формально правилами допускалось передать такую сложную заявку специальной бригаде, которая занималась ремонтом воздушных линий связи. То есть переложить ответственность на них и отправиться на свою следующую заявку, не опасаясь штрафных санкций. Но в реальности такое было не принято — по крайней мере, в нашем линейном цехе № 1. Механик Виктор Шумков был зачем-то верен своим многолетним традициям, хотя к 1994 году в зоне ответственности нашего цеха «воздушек» почти не осталось (года за два до этого цех был реорганизован, и поселки с частным сектором отошли другому цеху), и эта специальная бригада обычно просто пинала балду, скучала и тихо спивалась в рабочее время.

В общем, посмотрев на часы, отбросив лирические размышления и стиснув зубы, я подошел примерно к середине толстого провода, протянутого вдоль крыши: чтобы уравнять шансы на то, что обрыв либо впереди, либо позади.

Аккуратно разрезал изоляцию, обнажая медную жилку, и — вот он, момент истины! — увидел, что она сломана, прямо внутри провода.

Разумеется, я не поверил своим глазам, решив, что сам и разрезал жилу, неосторожно вскрывая изоляцию. Ну а что я должен был подумать? Какова вероятность, что я с первого раза методом тыка обнаружу в 250-метровом кабеле повреждение длиной не больше миллиметра? Я думаю, если в 250 метрах четверть миллиона миллиметров, то и шанс угадать с одного раза — один из четверти миллиона.

— О, заработало, спасибо! — радостно сказал мне абонент, когда я, устранив найденный обрыв, пришел к нему проверить, работает ли телефон. Это означало, что да, этот крохотный дефект, чудесным образом обнаруженный мной, был единственным.